"Меня интересует, нельзя ли сделать эксперименты немного дешевле?".
"Можно", он впервые показал свои зубки, хотя это вряд ли можно назвать улыбкой, разве что вы считаете что мучить животных забавно, "но этого не будет".
"Почему?"
"Потому что я решил что буду делать и вам уже меня не остановить".
По правде говоря я знал несколько способов остановить его, но ни один из них – какими бы они не были приятными – не подпадал под Кодекс Гарри, так что я не мог ими воспользоваться.
"И даже сладкие речи не помогут?", спросил я с надеждой.
Он искоса посмотрел на меня, "Насколько сладкие?"
"Ну я собирался сказать пожалуйста и широко улыбнуться"
"Этого не достаточно", отрезал он, "Не в таком важном деле".
"Винс сказал что вы подсчитали по 500 долларов за тарелку?"
"Я не подсчитываю!", рассердился он, "И мне по барабану ваши чёртовы копеечные подсчёты!"
"Естественно", попытался я его успокоить, "В конце концов это не ваши копейки".
"Твоя подружка подписала чёртов контракт! И я могу потратить хренову тучу ваших денег на то что мне в голову взбредёт!", выкрикнул он.
"Но может я могу что-то сделать чтобы вы чуть снизили цену?", с надеждой на чудо снова спросил я.
Его злые глаза стали хитрыми, "Не на стуле".
"Тогда что же мне делать?"
"Если ты имеешь в виду, что ты можешь сделать чтобы я изменил своё решение, то ничего! Ни черта! Люди выстраиваются в очередь длиной в квартал, чтобы заполучить меня – у меня всё расписано на 2 года вперёд, и тебе я делаю огромное одолжение!". Его хитрый взгляд стал уж совсем сверхъестественным, "Так что готовься лицезреть чудо. И очень приличный счет".
Я поднялся. Этот маленький гном очевидно не собирался отступать и я ничего не мог с этим поделать. Мне жутко хотелось сказать нечто вроде, "Ты ещё меня не знаешь!", но в любом случае это было бессмысленно. Поэтому я просто улыбнулся, попрощался, "Тогда пока", и вышел из квартиры. Как только дверь за мной закрылась я услышал, как он орёт на Френки, "Ради бога! Шевели своей большой задницей и убери всё это дерьмо с моего пола!".
Когда я шёл к лифту я вдруг почувствовал прикосновение холодного стального пальца к моей шее и на мгновение мне показалось как что-то во мне тихонько шевельнулось, будто Тёмный Пассажир пальцем ноги попробовал ледяную воду и в испуге отскочил от неё. Я застыл и медленно осмотрел коридор.
Ничего. В дальнем конце коридора какой-то мужчина возился с газетой у двери. В остальном, коридор был пуст. Я закрыл глаза. Что это? Мысленно я задал вопрос. Но ответа не было. Я по-прежнему одинок. И даже если кто-то подглядывает за мной в замочную скважину одной из дверей, всё равно это ложная тревога. Или, что более вероятно, попытка выдать желаемое за действительное.
Я вошёл в лифт и спустился вниз.
Дверь лифта закрылась, скрывая Наблюдателя, который выпрямился, держа в руках только что поднятую с циновки газету. Газета была хорошей маскировкой, и возможно это сработает и в другой раз. Он посмотрел вдоль коридора и подумал, что же в той квартире было интересного, однако это не имело значения. Потом он всё узнает. Чем бы другой не занимался, он обо всём узнает.
Он медленно посчитал до десяти и не спеша пошел по коридору к двери из которой вышел другой. Узнать зачем приходил он туда было делом нескольких минут. А потом…
Наблюдатель пока не представлял что творится в голове другого, но это и не случалось так быстро. Настало время для толчка, чего-то существенного, что сможет прорвать пассивность другого. Он уже чувствовал медленно нарастающий сквозь облако власти ритм игривого желания и слышал взмахи тёмных крыльев внутри себя.
ИССЛЕДУЯ ЛЮДЕЙ ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ, Я ОБНАРУЖИЛ, что как бы они не старались, они не в силах предотвратить приход утра понедельника. Они пытаются, конечно, но понедельник всегда наступает, и все марионетки вынуждены заполонить свои мрачные будни бессмысленным трудом и страданиями.
Эта мысль всегда меня подбадривает, и поскольку я люблю распространять счастье везде, где нахожусь, я внёс свой небольшой вклад в борьбу с утром понедельника, придя на работу с коробкой пончиков, которые с чрезвычайно ворчливым исступлением исчезли прежде, чем я добрался до своего стола. Я серьёзно сомневался, что у остальных была лучшая причина для злости чем у меня, но побоялся вдаваться в детали, посмотрев как они бурча хватают мои пончики.
Винс Масука кажется не избежал общего чувства понедельничных мук. Он ввалился в мой закуток с выражением ужаса и удивления на лице; выражением, которое должно было указывать на что-то очень личное, поскольку выглядело почти натуральным. "Боже, Декстер," сказал он. "О, Иисус Христос."
"Я пытался оставить для тебя один," сказал я, думая, что страдальческое выражение на его лице по поводу пустой упаковки из-под пончиков. Но он затряс головой.
"О, Боже, я не могу поверить в это. Он мёртв!"
"Уверен, это не имеет ничего общего с пончиками," сказал я.
"Боже мой, и ты собирался сходить к нему. Ты ходил?"
В любом разговоре есть момент, когда по крайней мере один из собеседников должен узнать о чём собственно идёт речь, и я решил, что этот момент настал.
"Винс," сказал я, "Я хочу, чтобы ты сделал глубокий вдох, начал с самого начала и притворился что мы с тобой разговариваем на одном и том же языке."
Он уставился на меня как лягушка на цаплю. "Дерьмо," сказал он. "Ты ещё не знаешь? Срань господня."
"Твои лингвистические навыки деградируют," сказал я. "Разговаривал с Деборой?"