"Я бы хотела, чтобы ты ездил как сержант Дебби," сказала она.
"Я предпочитаю пожить подольше," ответил я.
"Почему у тебя нет сирены?" требовательно спросила она. "Ты не захотел?"
"Судебным экспертам не выдают сирену" сказал я. "И нет, я никогда не хотел её получить. Я не хочу выделяться."
В зеркало заднего вида я увидел, как она нахмурилась. "В каком смысле?"
"Это означает, что я не хочу привлекать к себе внимание," сказал я. "Я не хочу, чтобы люди обращали внимание на нас," и добавил: "Это – нечто, что вы двое должны понять."
"Все хотят привлечь к себе внимание," возразила она. "Люди постоянно делают что-нибудь, чтобы заставить остальных посмотреть на них."
"Вы двое – другие," сказал я. "Вы всегда будете другими, и никогда не будете похожими на кого-то ещё." Она надолго замолчала и я покосился на неё в зеркало. Она рассматривала свои ноги. "Это не обязательно плохо," сказал я. "Какое ещё значение у слова нормальный?"
"Не знаю," уныло ответила она.
"Обычный," сказал я. "Ты действительно хочешь быть обычной?"
"Нет," гораздо веселее сказала она. "Но зато если мы не обычные, люди нас заметят."
"Вот почему вы должны научиться не выделяться," объяснил я, втайне радуясь пути, по которому пошел наш разговор. "Вы должны притворяться действительно нормальными."
"И мы никогда не должны позволить узнать, чтобы мы другие," сказала она. "Никому."
"Правильно," поощрил я.
Она посмотрела на своего брата, и у них завязалась очередная долгая молчаливая беседа. Я наслаждался тишиной, лавируя сквозь вечерний поток машин и жалея себя.
Через несколько минут Астор снова заговорила. "Это значит, что мы не должны говорить маме, что мы сегодня делали."
"Можете рассказать ей о микроскопе,"
"Но не об остальном?" спросила Астор. "Не о страшном типе и гонке с сержантом Дебби?"
"Верно."
"Но мы никогда не думали, что придётся врать," сказала она. "Особенно нашей маме."
"Вот почему вы не скажете ей всего," объяснил я. "Ей не нужно знать вещи, которые заставят её слишком сильно волноваться."
"Но она любит нас," сказала Астор. "Она хочет, чтобы мы были счастливы."
"Да," сказал я. "Но она должна думать, что вы счастливы в том смысле, который она может понять. В противном случае она не сможет быть счастливой."
После очередной долгой паузы перед самым поворотом к дому Астор наконец спросила, "У страшного парня есть мама?"
"Почти наверняка," ответил я.
Рита наверное ждала нас у двери, потому что едва мы подъехали и припарковались, дверь распахнулась и она появлялась нам навстречу. "Ну привет," бодро сказала она. "И чем вы оба сегодня занимались?"
"Мы видели грязь," сказал Коди. "С моего ботинка."
Рита мигнула. "Вот как."
"И ещё кусочек попкорна," добавила Астор. "И мы смотрели в микрофон и могли сказать, где мы были."
"Микроскоп," поправил Коди.
"Без разницы," Астор пожала плечами. "А ещё там было видно, откуда взялся волос. Например, от козла или от ковра."
"Ух ты," ошеломлённо и слегка неуверенно воскликнула Рита, "Похоже, вы неплохо провели время."
"Да," ответил Коди.
"Ну хорошо," продолжила Рита. "Почему бы вам не начать делать уроки, и я принесу вам перекусить."
"Окей," ответила Астор и они с Коди промчались в дом. Рита наблюдала за ними, пока они не скрылись из виду, затем повернулась ко мне, взяла меня под руку и мы не торопясь последовали за ними.
"Так всё прошло хорошо?" спросила она меня. "В смысле, с э… – они казались очень, ммм…"
"Да," ответил я. "Мне кажется, они начали понимать, что у таких игр есть последствия."
"Ты ведь не показывал им ничего слишком жуткого, правда?"
"Ничего такого. Даже крови не показывал."
"Хорошо," сказала она, и положила мне голову на плечо, что похоже является частью цены, которую приходится платить за то, что собираешься вступить с кем-нибудь в брак. Возможно это был просто способ пометить ее территорию; полагаю, в этом случае мне следует радоваться, что она решила не делать это традиционным животным способом. Во любом случае, я не очень хорошо разбираюсь в отображении влечения через физический контакт, и я чувствовал себя немого неловко, но обнял её, потому что знал, что это правильная человеческая реакция, и мы последовали за детьми в дом.
Я вполне уверен, что называть это сном неправильно. Но ночью в мою бедную усталую голову снова проник этот звук, музыка и пение и лязг металла, которые слышал раньше, и ощущение тепла на лице и дикая радость, поднимающаяся с особого места, которое уже так долго пустовало. Я очнулся стоя у двери с рукой на дверной ручке, залитый потом, довольный, переполненный, и совсем не такой встревоженный как должен быть.
Разумеется, я знал термин "лунатизм". Но из лекций по психологии для первокурсников я так же знал, что причины хождения во сне как правило не имеют отношения к слушанию музыки. И ещё в глубине души я понимал, что мне следует быть озабоченным, обеспокоенным, разбитым из-за тех вещей, что происходят в моем бессознательном мозгу. Они не принадлежали мне, не могли быть там – и всё-таки были. И я был рад иметь их. И это пугало сильнее всего.
Музыку не приглашали в Аудиторию Декстера. Я не хотел её. Я хотел, чтобы она ушла. Но она появилась, и сыграла, и сделала меня сверхъестественно счастливым против моей воли, а затем подтащила меня к двери, очевидно пытаясь вывести меня наружу и …
И что дальше? Словно монстр-из-под-кровати пнул эту мысль прямо в мой ящеричный мозг, но…
Было это случайным импульсом, неисследованным движением моего бессознательного, что подняло меня с постели и подвело к двери? Или было чьей-то попыткой убедить меня открыть дверь и выйти наружу? Он сказал детям, что я найду его когда придёт время – пришло ли оно сейчас?